Она стала монахиней, потому что ее насиловал отец. Она пошла мстить миру и себе, в первую очередь. Но она всегда была актрисой внутреннего мира. Некий такой нарцисс с внутренней сценой, который закатывал истерики себе и любовался, да. А потом она поняла, что больше не может мстить себе потихоньку, начищая унитазы. И как только она увидела мужчину, висящего обнаженным, она поняла, что вот он - ее последний интровертированный перформанс. Она счастлива и уже мертва. Всегда будет мертва отныне. Будет улыбаться себе в ус, лежа на койке в психиатрической больнице.

Она полюбила свое мертвое тело.

Она даже поняла, что именно свое, а не этого мужчины.

Потому что ее мертвое тело тепло и шевелится.

Я люблю эту монахиню больше всех на свете.

Хотя нет, отец ее не насиловал. Она просто была уверена, что он ее насиловал. Она сама себя насиловала и видела в этом отца.

Это момент наивысшей диссоциации и зависти для других монахинь.

Они не могут станцевать этот последний танец. Трагедия и торжество.